Точка зрения: Владимир Познер, Президент Академии Российского телевидения

Во многих странах развитой демократии не без основания существует мнение, что все преобразования в России возможны только в направлении сверху - вниз. От властей предержащих - к народу, и никогда от граждан - к главе государства. Надеюсь, что создание в России общественного вещания сможет разрушить устоявшийся стереотип. Начавшееся в 90-х гг. XX века движение за создание в России общественного телевидения и радио зародилось в среде журналистов и правозащитников. Таким образом, идея общественного вещания проходит в нашей стране по-настоящему демократический путь: от граждан - к власти. Однако без проявления политической воли высшим руководством страны идея еще долго не воплотится в реальность. А это значит, что движение к общественному телерадиовещанию должно быть обоюдным, навстречу друг другу.

Это встречное движение представителей гражданского общества и государственной власти приобретет, наконец, необходимое ускорение, если мы поймем и примем три простые, но очень важные для меня истины.

Первая — нельзя молчать.
Вторая — необходимо действовать.
Третья - каждый из нас часть целого.

Почему нельзя молчать? Меня убедил в этом главный пастор Гамбурга Мартин Нимолер. После прихода к власти НСДАП во главе с Гитлером пастор был арестован и отправлен в концлагерь. Однако выжил и оставил после себя книгу, в которой написал: «Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал, потому что я не коммунист. Когда они пришли за евреями, я молчал, потому что я не еврей. Когда они пришли за членами профсоюза, я молчал, потому что я не член профсоюза. Когда они пришли за католиками, я молчал, потому что я не католик. А когда пришли за мной, некому было говорить». Продолжая мысль Мартина Нимолера, я говорю: «Безмолвие народа приводит к диктатуре».

Почему необходимо действовать? Ответ на этот вопрос я получил, посмотрев потрясший меня фильм Милоша Формана «Пролетая над гнездом кукушки» с Джеком Николсоном в главной роли. Это был 1977 год, я работал комментатором Главной редакции радиовещания на США и Англию Иновещания Гостелерадио СССР. Меня включили в делегацию, которая отправлялась в Венгрию. Эта была моя первая поездка, поскольку я долгие года относился к категории «невыездных». В будапештский кинотеатр я попал случайно, привлеченный объявлением, что фильм идет на английском языке. Не вдаваясь, в подробности, напомню кульминационную сцену. Герой Николсона, МакМэрфи, попав в психиатрическую клинику, восстает против тоталитарных порядков, установленных администрацией, жертвами которых стали пациенты, не столько больные люди, сколько слабые и боящиеся внешнего мира. МакМэрфи пытается вызвать в них протест, сопротивление диктату, вызывает на споры и пари. Вот он подходит к громадному каменному умывальнику, прикрепленному к полу мощными болтами, и спорит, что оторвет умывальник от пола. Все делают ставки. МакМэрфи пытается приподнять умывальник, однако его неистовые усилия тщетны. Он медленно идет к выходу, а все остальные хихикают ему вслед. Тогда МакМэрфи говорит: «По крайней мере, я попробовал». В конце фильма другой пациент, огромный индеец, все-таки вырывает этот умывальник, вышибает им железную решетку и вырывается на свободу.
Фильм изменил меня: я твердо решил, что, только действуя, пробуя, можно стать свободным.

И наконец, третье. Как и многие, я обожал, да и сейчас люблю, Эрнеста Хемингуэя, в частности, его роман «По ком звонит колокол», который я прочел в ранней юности, мне было 15 лет. Тогда я, конечно, не обратил внимания на эпиграф Джона Донна, который на самом деле является ключом ко всему роману. Через много лет, когда я вместе с семьей переехал из Америки сначала в Берлин, а из Берлина в Москву, закончил биофак МГУ, увлекся переводами английской поэзии на русский язык, я стал литературным секретарем замечательного переводчика С.Я. Маршака. Работая у Маршака и переводя английских поэтов первой четверти XVII века, я открыл для себя Джона Донна и совершенно «заболел» сначала его поэзией, а потом медитациями (размышлениями), которые он написал, приняв сан священника и став настоятелем Собора Св. Павла в Лондоне. Отрывок из одной его медитации Хемингуэй и выбрал в качестве эпиграфа к своему знаменитому роману. Я перевел этот эпиграф так: «Человек не Остров сам по себе целый; каждый человек - часть Континента, часть суши; если Морем будет смыт Комок, Европы станет меньше, равно как если будет смыт Полуостров, равно как Дом твоих друзей или твой собственный дом; смерть любого человека уменьшает меня, потому что я часть Человечества. И поэтому никогда не посылай узнавать, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе».
Итак, третья истина — мое убеждение: нет чужой смерти, нет чужих страданий, каждый из нас часть целого.

Что бы мы ни делали, пусть это будет созданием общественного вещания; если мы будем исходить из этих истин, то мы сможем пройти наш долгий, многотрудный путь.